Главная  / >Воспоминания  / Левандовский — БПК «Скорый»   / Часть 1  / Часть 2  / Часть 3  / Часть 4  /

 

Андрей Левандовский
БПК «Скорый» — первые годы службы

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
КРАСНОЗНАМЕННЫЙ СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ.

НА СЕВЕРЕ

Север встретил нас солнечной погодой, легким морозцем. Вокруг раскинулись заснеженные сопки. Настроение у всех было приподнятое. Нас разместили в учебном отряде. Несколько дней, в ожидании распределения, мы были предоставлены сами себе. Наблюдали за жизнью местных курсантов, сравнивали с тем, что осталось на Балтике. В глаз бросилось, отличие. Мы ходили в рабочих ботинках, местные курсанты в сапогах. У дневальных вместо штык-ножей от автомата, на поясе висел кинжал в деревянных ножнах.

Наконец наша судьба была определена. Была сформирована команда. В пять вечера 5 ноября мы направились по улицам Североморска к бухте. Дорога вела вниз. Местами приходилось спускаться подлинным деревянным лестницам. Пройдя около двух километров, мы пошли по самой кромке берега. Справа виднелись камни, поросшие водорослями, выступавшие из темной воды. Уже наступили сумерки, началась метель. Потом начались причалы, выступавшие вперед в море. К ним были пришвартованы корабли, еле видные в пелене снега. У некоторых команда останавливалась, назывались фамилии матросов. И наши товарищи поднимались на трап. Постепенно наша группа становилась все меньше. Наконец мы подошли к последнему большому кораблю с бортовым номером 544 и поднялись на его борт. Это был корабль первого ранга БПК «Кронштадт», проекта 1134А. Но об этом мы узнали позднее.

Среди моих бывших сослуживцев по пятой роте осталось двое: Найдюк и Фалилеев. Они были с других смен. Когда стали сверять списки расписанных на «Кронштадт», выяснилось, что меня и еще несколько человек там нет. Возникла заминка. Наконец, нам приказали остаться на корабле.

Ко времени нашего прибытия на корабле матросов было больше штатного расписания. Прибывало пополнение, еще не уволились отслужившие свой срок. Поэтому новичков поселили в боевых постах. Мы спустились по вертикальному трапу в гидроакустический отсек. Он располагался в носовой части корабля перед ходовой рубкой на уровне первой платформы, и при длине около 10 метров занимал пространство от борта до борта. По всей длине отсека в несколько рядов стояли шкафы с оборудованием. Здесь в конденсаторах накапливалась электрическая энергия, чтобы, преобразовавшись в излучателе в акустический импульс мощностью до 100 кВт с частотой 9 кГц, уйти к цели.

Здесь произошло знакомство с частью команды гидроакустиков. Вскоре мне понадобилось, что-то спросить. В посту находился только один старший матрос. Я уже знал, что через несколько дней он уволится. Я обратился к нему по-уставному: «Товарищ старший матрос, разрешите обратиться?» Он с удивлением посмотрел на меня, и сказал что между собой в обычной обстановке все матросы общаются друг с другом по имени. Да отношения здесь были совсем другие! Конечно по мере ознакомления с кораблем, своими обязанностями с нас строго спрашивали. Были и взыскания. Однажды и я получил наряд. Традиционно, на кораблях это было назначение на ночную работу в машинное отделение. В недрах корабля под механизмами приходилось пробираться, иногда ползком, с ветошью и обрезом в руках. Между ребрами силового набора с окрашенной суриком поверхности в обрез собиралась вода, перемешанная с маслом и мусором. Приходилось освещать место работы переноской. Однажды меня чуть не заклинило между горячими трубопроводами. В разгар работы сыграли сигнал к бою и походу. Машинное отделение наполнилось ревом запускаемых механизмов. Пришлось срочно бежать на свой пост по боевому расписанию. Времени, привести себя в порядок не было, и на посту я появился в грязной замасленной робе. Но это было позже.

На следующий день после нашего прибытия, 6 ноября, был запланирован переход в Мурманск для участия в морском параде. Так состоялся наш первый краткий выход в море. Корабль занял место в парадном строю на рейде Мурманска. Накануне состоялась репетиция. Экипаж был построен на верхней палубе. Мы тренировались отвечать на приветствие командующего. Чтобы «Ура!» было длинным и раскатистым, каждая шеренга строя начинала кричать чуть позже.

В парадном строю с флагами расцвечивания кроме нас стояли крейсер «Мурманск», эскадренный миноносец проекта 57А «Бойкий», и другие корабли.

Утром, 7 ноября, строй кораблей обошел катер командующего Краснознаменным Северным флотом адмирала флота Семена Михайловича Лобова. Когда около нашего корабля катер застопорил ход, адмирал обратился к экипажу с приветствием, назвав нас противолодочниками-ракетчиками. Мы ответили отрепетированным дружным «Ура!» После возвращения корабля в базу, началось наше дальнейшее знакомство с кораблем и освоение новых обязанностей. Нашим наставником стал старший матрос Иван Хижняк*. Он ранее тоже окончил школу гидроакустиков в Лиепае, и у нас оказались общие знакомые.

Вместе мы облазили все доступные места на корабле, знакомясь с его оборудованием и вооружением. Башнеподобную фок-мачту венчала огромная антенна РЛС МР-600 «Восход», самой мощной и совершенной в то время. По бокам мачты прилепились бочкообразные обтекатели антенн станции помех МРП-150 «Гурзуф». На площадке над дымовой трубой располагалась антенна РЛС МР-310А «Ангара». Над ходовой рубкой, и на кормовой надстройке виднелись спаренные решетчатые параболические зеркала станции управления стрельбой 4Р-60 «Гром». Станции наводили на цель зенитные ракеты В-611. А носовая станция, могла еще управлять противолодочной ракето-торпедой КР-85Р комплекса «Метель».

Сами ракето-торпеды находились в счетверенных контейнерах по бортам сзади ходовой рубки. Побортно на надстройках в кормовой части располагались 57-мм артиллерийские установки АК-725, на площадках впереди фок-мачты четыре шестиствольных 30-мм автомата АК-630.

Над носовой и кормовой надстройками, на колоннах возвышались спаренные направляющие ЗРК М-11 «Шторм».

На мачтах и надстройках корабля находилась еще масса антенного оборудования станций: навигационных, связных, радиотехнической разведки, управления артиллерийским огнем и др.

В состав противолодочного вооружения входил по два реактивных бомбомета РБУ-6000 и РБУ-1000 и два пятитрубных 530-мм торпедных аппарата.

Вся эта мощь гармонично сочеталась со стремительными обводами корпуса корабля. Сложнее было запомнить расположение помещений, постов находящихся внутри корабля на разных палубах и в надстройках. Надо было научиться ориентироваться в лабиринте коридоров. Не во все помещения был доступ, а надо было знать, какие посты находятся в них, и за ними... Побывали мы, даже, в вертолетном ангаре, где стоял противолодочный вертолет Ка-25 со сложенными лопастями винтов.

Более углубленно изучалось гидроакустическое оборудование и посты. На борту была установлена гидроакустическая станция МГ-332 «Титан-2», более совершенная, чем мы изучали. Станция могла работать в круговом и секторном активных режимах, а также, в режиме шумопеленгования. Она имела большую дальность обнаружения 10-12 км. Однако дальность стрельбы ракето-торпед была намного больше, до 55 км. Поэтому целеуказание мог выдать самолет или вертолет, что в боевых условиях не всегда реально. В гидроакустической рубке располагалась также станция звукоподводной связи и опознавания МГ-26 «Хоста». Связь могла осуществляться голосом или ключом азбукой Морзе. Опознавание производилось путем обмена кодированными сигналами. Кодовые ключи хранились в секретной части, и выдавались по особому распоряжению.

* Недавно я узнал, что И. И. Хижняк остался на сверхсрочную службу и не раз отличался в походах.

Однажды мы с Хижняком спустились в люк на баке корабля. По вертикальному трапу мы миновали шпилевую и такелажную. Там, ниже цепного ящика, в бульбообразном обтекателе находилась гидроакустическая антенна. Антенна была скрыта от нас стальной выгородкой с горловиной. Отсек с антенной был заполнен пресной водой. Излучатель был цилиндрической формы около двух метров в диаметре. По окружности располагались 96 магнитострикционных пакетов с обмоткой. Коммутатор, расположенный в рубке, последовательно включал их на излучение и прием. Все это я знал теоретически, однако, в тот момент я думал о массах ледяной воды находящееся за тонкой стальной обшивкой. С какой силой штормовые волны бьют в скулы корабля на полном ходу! От этой мысли становилось не по себе.

С самого начала мы подчинялись корабельному распорядку. День начинался с утренней зарядки. По сигналу мы выбегали на верхнюю палубу в брюках и тельняшках. Надвигалась полярная ночь, становилось все холоднее. Но после упражнений мы возвращались во внутренние помещения распаренные.

Приборку мы выполняли в носовом коридоре по правому борту. Впереди была дверь, ведущая на бак. Слева располагался носовой ракетный погреб. В погреб вела всегда задраенная дверь с иллюминатором. У двери дежурил вахтенный из БЧ-2. За иллюминатором виднелись носовые обтекатели ракет, хранящихся в барабанах. Большую приборку по субботам мы иногда выполняли на верхней палубе. Убирали выпавший снег, мыли щетками надстройки горячей водой с мылом. Вода мгновенно замерзала, и смыть мыльные разводы удавалось в несколько приемов. Работать приходилось в меховых рукавицах, которые быстро промокали и тоже покрывались коркой льда. После выходов в море леера покрывались ледяной коркой толщиной с руку. Этот лед тоже приходилось скалывать. Однажды один из молодых гидроакустиков не вышел на физзарядку. Его обнаружили в гидроакустическом отсеке, застрявшим между корпусом одной из стоек и наклонным бортом. Он решил сачкануть от зарядки, а потом не смог самостоятельно выбраться. После этого случая нас решили перевести в кубрик, а места в постах заняли, увольняющиеся в запас.

После продолжительного суматошного дня, мы с большим наслаждением забирались на свои койки. В кубрике было уютно, из приточной вентиляции дул теплый воздух. Моя попытка лечь спать в тельняшке была с насмешкой пресечена. Спать разрешалось в одних трусах. Кальсоны, которые были выданы в учебном отряде, у всех молодых отобрали на ветошь.

После прибытия на корабль пришлось перешить погоны на всей форме. На корабле цвет рабочей одежды белый. Мы прибыли в синих робах. Стирать рабочую одежду приходилось еженедельно самому в умывальнике поздно вечером. Сразу выяснилось, что второй комплект обмундирования, выданный нам в учебном отряде, мал. Выручил один из старослужащих. От старой рабочей одежды синего цвета были отрезаны штанины, которые я подшил снизу к своим брюкам. Получился гибрид с расклешенными манжетами длиной сантиметров двадцать, отличавшимися еще и по цвету. Это стало источником многих неприятностей на долгое время, до получения нового обмундирования. БПК «Кронштадт» совсем недавно вернулся из похода, осуществляя слежение за учениями НАТО с 17 сентября по 13 октября. Собственно, здесь я впервые узнал, что корабли нашего флота в походах находятся в непосредственном контакте с кораблями «потенциального противника».

Вскоре нам объявили о выходе в море, теперь уже для участия в наших учениях. Нас построили на юте. Командир корабля капитан 2 ранга Лев Родионович Евдокимов рассказал о задачах учений. Запомнилось напоминание о выполнении правил безопасности в открытом море. При низкой температуре воды, даже несколько минут пребывания за бортом означали переохлаждение и смерть.

Несколько дней мы находились в море. В умывальники, вместо пресной воды от береговой водопроводной системы, подали ледяную забортную. Вода Баренцева моря оказалась значительнее солонее черноморской и, тем более, балтийской.

Прилично качало. Многие отказывались от еды. Лично у меня, наоборот, разыгрался аппетит. В иллюминатор столовой виднелись пологие волны, корабль идущий на траверзе и низкое солнце. Короткие часы полярного дня. Однажды я решил посмотреть на море с верхней палубы. Я отдраил дверь надстройки, сработала блокировка освещения тамбура. В открытом проеме ничего не было видно, только свистел ледяной ветер. Во время учений мы проводили поиск подводной лодки. В полутемной гидроакустической рубке за приборами сидели наши старшие товарищи. Наконец была обнаружена атомная подводная лодка. Отметка от нее на экране кругового обзора выглядела как маленькая комета с хвостом-закорючкой. Это отражался мощный кильватерный след. После возвращения в базу начались уже привычные будни. Убирали от снега металлический пирс, грузили на корабль мешки и коробки с продуктами, ездили на какие то работы в город. Удалось побывать в культпоходе на спектакле в доме офицеров. Однажды на темном небе появились слабые всполохи полярного сияния в виде туманных зеленоватых полос.

Постепенно я забыл о том, что на этом корабле я временно. Слухи о таинственном «Летучем Голландце» ходили разные. Говорили, что наш корабль находится на боевой службе и скоро вернется. Говорили, что корабль вообще еще не построен. Самое интересное, точно не было известно даже название корабля. Некоторые моряки в свободное время занимались изготовлением гравюр на листах пластика покрытых тушью. Слава Фалилеев из нашей группы собирался записаться в секцию бокса. Кто-то переписывал в тетради стихи и песни Высоцкого, Визбора, Городницкого и других авторов.

В середине декабря наша судьба была решена неожиданным образом. Временно прикомандированным на «Кронштадте» было объявлено, что формируется экипаж строящегося для Северного флота корабля. Корабль находится на достройке в г. Николаев. В экипаж вошли моряки с разных кораблей северного флота. Кроме, молодых матросов туда назначали отслуживших от года до двух с половиной лет. Офицеры тоже были североморцами. Им предстояло на долгое время оставить свои семьи.

Нам предстояло поездом прибыть в Севастополь. Предполагалось, что поезд будет следовать через Москву. День отъезда держался в секрете. Хотелось повидаться с родителями, но когда буду в Москве, я не знал.

Из гидроакустиков с «Кронштадта» предстояло уехать мне и Славе Фалилееву. Мы простились с кораблем и экипажем и вместе с новыми сослуживцами отправились на вокзал. В Мурманске в ожидании отправки я пытался отпроситься у старшего команды, чтобы дать телеграмму домой, на мне было категорически отказано. Нас сопровождало несколько офицеров. Возглавлял команду капитан-лейтенант Гаранин, наш будущий замполит.

Вечером 22 декабря поезд отправился на юг. За окнами проплывали живописные карельские пейзажи. Горы и леса были покрыты снегом. Озера, которыми мы любовались полтора месяца назад, скрылись подо льдом. По дороге завязывались новые знакомства. Во-первых, я познакомился с одним молодым черноволосым лейтенантом из БЧ-5 (к сожалению, не помню фамилии). Он слышал о моей просьбе связаться с родителями, и обещал помочь. Второе знакомство произошло по инициативе украинца по фамилии Павлик. Он тоже осенью окончил школу гидроакустиков, только на Севере. Нам предстояло служить вместе.

Поезд прибыл в Москву 24 декабря в одиннадцать часов дня на Ленинградский вокзал. Затем с Каланчевской нас на электричке довезли до Курского вокзала. Мы пробыли там, в пустом зале ожидания почти сутки. Дома у нас телефона не было. Я знал только рабочий телефон отца. Но нас никуда не выпускали с огороженной территории. Было обидно находиться в часе езды от дома, и не иметь возможности сообщить о себе. Мне помог знакомый лейтенант, он отправил меня дежурить у наших вещей, сложенных на вокзальной площади рядом с выходом метро. Вещи посменно охраняли несколько матросов. Я раздобыл несколько двухкопеечных монет. Телефонные будки находились в двадцати шагах. С нескольких попыток мне удалось дозвониться, но, к сожалению, отца на месте не было. А объяснить кто я, и откуда не успел — повесили трубку. Больше денег у меня не было. Обидно! Как потом я узнал, отец находился в этот момент в соседней комнате...

В 18.40 мы покинули Москву, поезд уносил меня от дома навстречу Черному морю.


Часть 1  / Часть 3-1